6. Красная Армия. Окончание
Служба в армии офицером в войсках радиоэлектронной борьбы наверно отличалась от службы лейтенантом
в мотострелковых или танковых войсках, но, тем не менее, не была «малиной», как может показаться некоторым.
Практически всё время приходилось находиться на службе, и даже летом, хотя Чёрное море было за забором части, в нескольких
сотнях метров, мне было не до купаний.
Конечно, я мог сказать в роте, что пошёл в автопарк, а там договориться с дежурным прапорщиком о том, что если меня будут
искать, сказать дежурному по части, что я «только что» ушёл на боевое дежурство, а на боевом дежурстве... думаю продолжать не
надо, и так понятно, а самому отправиться купаться на море.
Но у меня не возникало желание поступать так. И не потому, что я был фанатом службы, а потому, что это не резонировало с моей
душой. В выходные, которые были свободны от службы я предпочитал хорошенько выспаться и заняться хозяйственными делами.
Да, я перебрался с первой квартиры на другую, где я был сам себе хозяин. Я снял квартиру на всё время моей службы, гораздо
ближе к месту моей службы и дальше от моря. Хотя это и не имело принципиального значения, ибо я не имел возможности, да и
желания «пропадать» на море.
Квартира была двухкомнатной, что мне совершенно было не нужно. Но в этом «удружил» мой брат Владимир, когда, по делам
своей работы, он прилетел в Одессу и проведал меня.
Он немедленно занялся поиском квартиры и нашёл мне именно двухкомнатную квартиру и заплатил за неё вперёд, поставив меня
перед фактом. Таким образом, я въехал в двухкомнатную квартиру без мебели.
Из своей части я привёз кровать и постельные принадлежности, закупил кое-что для кухни и... мой быт был организован. Благо,
что холодильник и кухонный стол со стульями, хозяева квартиры всё-таки оставили.
В принципе, я появлялся в своей квартире во время обеденного перерыва и на ночь, если не был в наряде.
В редкие выходные, я отправлялся в Одессу, на знаменитый Привоз и закупал всё необходимое для своих кулинарных изысканий.
Эти «изыскания» не были чем-то уж супер, но моя зарплата позволяла мне покупать деликатесы, которые я не мог себе позволить,
будучи студентом.
Могу сказать только, что колбасы с Привоза были просто изумительные. На Привозе был большой колбасный ряд и обычно я
обходил его и выбирал колбасы, которые казались мне хорошими.
Обычно я пробовал понравившуюся мне колбасу и довольно скоро я уже знал, у какой колбасницы какая колбаса, да и они меня
уже знали. Закупал там же мясо, душистое растительное масло, крестьянскую сметану, в общем ... картина понятная. Студентом, я
это не мог себе позволить, зато теперь мог себя немного побаловать.
Когда я был студентом, я видел, как продавцы на базаре гоняли студентов, которые ходили по рядам и «пробовали» у торговцев
их товар. «Попробовав» у десяти-двенадцати торговцев, студенты пытались таким образом наполнить свои пустые желудки, так как,
в большинстве случаев, они «спускали» свою стипендию очень быстро, а потом искали способ «дотянуть» до следующей.
Поэтому, мне очень не хотелось, чтобы меня кто-то принимал за такого «пробовальщика» и когда был студентом и позже. Если
для кого-то подобное было развлечением, то для меня это было унизительно.
Каким бы голодным я не был, я считал непозволительным для себя подобное унижение или даже чей-то намёк на нечто подобное.
На Привоз я довольно часто ездил в форме и в таком виде ни у кого не возникало мыслей о моём желании «объесть» «бедных»
торговцев. Сейчас смешно вспоминать о своих ощущениях и мыслях того времени, но это было и было со мной.
* * *
Жизнь офицера не была для меня чем-то невыносимо тяжёлым, как об этом говорят прошедшие армию
молодые парни. Я, конечно, был офицером, а не солдатом, но не думаю, что дело только в том, кем ты служишь, но и как ты служишь.
Приходилось мне слышать о тяготах службы и от офицеров-двухгодичников и от солдат. Конечно, в армии было много дурости и
несуразицы, но и много того, что действительно необходимо и что действительно делает из мальчишки мужчину.
Были у нас в части офицеры, которые к солдатам относились, как к трамплину для своей карьеры. К примеру, дежурный или
помощник дежурного, проверяя по уставу караульную службу, каждый раз объявлял «тревогу», а это означало, что и отдыхающая, и
бодрствующая смены караула поднимались «в ружьё», по команде нападение на охраняемый объект и неслись на этот объект.
Таких офицеров солдаты не уважали, и я с ними был солидарен в этом вопросе. Но это не значит, что я сам делал какие-то
попущения, совсем наоборот. Только я старался действовать справедливо, как я сам понимал это.
Когда по семь-десять суток в месяц проводишь в наряде, довольно быстро усваиваешь многие нюансы службы. Как «зелёный»
лейтенант, я, проводя по уставу проверку караульной службы, приходил в караулку, брал начальника караула или разводящего и
караульного из бодрствующей смены, отправлялся на проверку часовых.
По мере приближения к охраняемым объектам, почти всегда были слышны звуковые сигналы, назначение которых я понял
довольно-таки быстро. Оставшиеся в караулке этими сигналами предупреждали часовых о идущем проверяющем и, когда я достигал
каждого охраняемого объекта, часовые бодрым голосом докладывали мне о том, что происшествий нет.
Меня, да и не только меня, просто и не без смекалки, «обводили вокруг пальца». Это было весьма остроумно, но роль «лопуха»
меня не очень устраивала. Поэтому, я изменил свою тактику.
Вместо того, чтобы зря бегать по охраняемым объектам, я, придя в караульное помещение, напрямую шёл в комнату начальника
караула, где висела электронная схема охраняемых объектов.
На ней были лампочки, каждая из которых зажигалась тогда, когда часовой, обходя объект по заданному маршруту, нажимал
очередную кнопку. Поэтому, находясь в караульном помещении можно было наблюдать за движением часового по охраняемому
объекту.
Так вот, зная расстояния между точками, я садился напротив этой схемы и наблюдал за лампочками. Если очередная лампочка
не зажигалась через время, которое требуется на прохождение между двумя точками маршрута часового, плюс время на выкуривание
сигареты и добавку на «черепашью» скорость, я объявлял тревогу.
И, что самое интересное, солдаты никогда не считали мои действия неправильными. Очень часто, когда я просил прислать мне
горе-часового после смены, солдаты мне говорили: «Тов. лейтенант, не стоит Вам этим заниматься, мы сами разберёмся». Думаю,
что этот часовой не спал в положенное время отдыха, а со шваброй наводил блеск в караулке.
Иногда, сержанты и солдаты второго года службы смывались из казармы на море или к своим девушкам. Обычно, на свою койку
они клали шинель и прикрывали её одеялом. Если не пройдёшь между койками, то и не заметишь подобной подмены.
У дежурного по роте всегда был готов ответ, что данный сержант, ефрейтор или солдат пошли облегчиться. Я, понимая куда они
шли «облегчаться», давал дежурному полчаса на то, чтобы «облегчающийся» доложил о своём прибытии мне в дежурку.
Я знал, что только я покидал расположение роты, к «облегчающемуся» нёсся посыльной из роты и прерывал «облегчение»
отсутствующего, вне зависимости от степени «облегчения». После чего, появившись в дежурке «застуканный» на самоволке молодец,
окладывал мне, и я сам определял ему наказание за проступок, которое, чаще всего, заключалось в мытье полов в штабе части.
Я никогда не докладывал о происшествии ни командиру той роты, ни командиру части, потому, что я уже наказал за нарушение.
Мои штрафники всегда считали, что если я их «застукал» – наказание справедливо и всегда качественно мыли полы сами.
Другие офицеры поступали в подобных ситуациях иногда по-другому, докладывали командиру части. В результате этого, вся часть
стояла на плацу добрых часа полтора, слушая ораторские речи командира части и, в результате чего, очередные наряды вне очереди
очень часто получали совсем не те, кто был причиной происшествия.
По стойке «смирно» всё это время стояла вся часть, включая офицеров и прапорщиков. Думаю, картина ясна...
Во время, так называемого, паркового дня по субботам, я солдатам своего взвода давал план работ на день и ставил условие, что,
если они качественно сделают всю работу раньше времени, всё остальное время – их личное время. Условием было только проверка
качества работы.
Такая постановка вопроса давала стимул для солдат сделать хорошо работу, им было выгодно сделать всё быстро и качественно,
а не «тянуть» резину, имитируя кипучую деятельность, потому, что обычно, если они завершали одну работу раньше времени, им тут
же находили новую.
Если завершали и эту, – находили вновь, даже, если это была бессмысленная работа. Таким образом, у солдат «убивали» любую
инициативу, желание и необходимость делать что-нибудь быстро и качественно.
В моём взводе был один солдат, который был просто человеком-проблемой. У него была солдатская смекалка, только наоборот.
К примеру, когда одна из станций стояла на боевом дежурстве, он решил погреться в теплоте дизельного электрогенератора.
По инструкции, во время работы дизеля, там нельзя долго находиться из-за высокого содержания угарного газа. Так мой
«Тёркин»-наоборот, решил поспать на маскировочных сетях, лежащих в дизельной. А, чтобы не угореть, надел противогаз.
Казалось бы, остроумно, если бы не одно маленькое «но». Противогаз не защищает от угарного газа. Если бы прапорщик, начальник
этой станции и его прямой командир, случайно не заглянул бы в дизельную установку, был бы из «сообразительного» солдата
«тёпленький» труп.
Но «приключения» бравого солдата на этом не закончились, он, каким-то непонятным образом, устроил пожар на станции,
находящейся на боевом дежурстве. Благо, что пожар обнаружили быстро и потушили.
Как командир взвода, я нёс материальную ответственность за технику своего взвода и мне, вместе с начальником пострадавшей
станции, пришлось восстанавливать её после пожара. Станция стоила многие миллионы, можно только себе представить, что бы было,
если бы пожар не потушили вовремя.
Кое-какое пострадавшее от пожара оборудование удалось списать по износу, но кое-что пришлось оплатить из своего кармана мне
и начальнику станции. «Герой» получил только несколько нарядов вне очереди.
После этого случая горе-солдата уже на пушечный выстрел не подпускали к технике. Его определили служить в котельную, где он
вновь отличился чуть не взорвав котёл отопления казарм.
Он вновь уснул в тепле, а когда это обнаружили температура в котле была в красной зоне, ещё бы немного и ... котёл бы взорвался
вместе со сладко спящим солдатом.
Благо, что этот солдат дослуживал свой второй год и мне не пришлось наблюдать его «изобретательность» во второй год своей
службы...
* * *
Мой брат несколько раз приезжал ко мне, ему очень понравился Ильичёвск и Одесса. Это привело к
тому, что он уволился со своей работы и устроился на работу там, так что, вторая комната, как и вся снимаемая мной квартира, весьма
пригодилась ему, ведь, порядка семидесяти процентов своего времени я проводил в нарядах или на службе, а оставшееся от службы
время, в основном, приходилось на вечер и ночь, когда я предпочитал отдыхать.
Ведь, в лучшем случае, я, как и все остальные офицеры и прапорщики, не занятые в наряде, попадали к себе домой не раньше восьми
часов вечера, а то и позже.
Отведав приготовленного мной ужина, я делал необходимые хозяйственные дела, такие, как стирка и глажка своей формы, чистка
сапог и туфель, иначе командир части делал замечание за помятые брюки или пыль на сапогах или туфлях. Помятые брюки означали,
что нет чётких «стрелок».
В остальное свободное время я много читал, благо, что у одного прапорщика моего взвода, ранее служившего в Восточной Германии,
была очень хорошая библиотека.
Очень много читал и в нарядах, по ночам, когда был вынужден «сидеть» на телефонах. Вернее при телефонах, готовый немедленно
ответить на любой звонок, как по коммутатору части, так и внешних линий.
После десяти вечера практически все телефоны «засыпали» до шести утра. А дежурный по части или помощник дежурного, коим я
ходил в первые несколько месяцев своей службы, «охраняли» сон телефонов.
Чтение книг в подобной ситуации было просто спасением. Но, после нескольких часов чтения, вне зависимости от содержания книги,
глаза начинают закрываться сами по себе. Крепкий кофе или чай тоже не очень помогали и приходилось откладывать книги в сторону.
Чтобы хоть как-то прогнать сон, приходилось выходить на крыльцо штаба, чтобы свежий морской бриз немного освежил засыпающие
мозги. Это помогало на некоторое время, но стоило только усесться за пульт дежурного по части и уставиться на молчащие телефоны,
сонливость возвращалась очень быстро, с этим просто ничего нельзя было поделать.
Так что, прогулка на свежем воздухе, при проверке караульной службы, было просто спасением. После неё минут тридцать-сорок
чувствуешь себя свежим, а потом сон вновь тихо-тихо подкрадывается из-за спины.
Борьба со сном – занятие не из приятных. Нельзя было заснуть, но и сидя в дежурке ночью, в полнейшей тишине, не заснуть было
очень тяжело, особенно, если заступаешь в наряд через день или через каждый второй день. Если в наряде удавалось поспать четыре
часа – это было даже очень хорошо.
Вообще-то, я с детства любил спать в полной тишине, даже работающий в соседней комнате телевизор, включённый на малую
громкость, не позволял мне быстро уснуть. Ещё я любил спать в тёмной комнате, если свет попадал мне в глаза или даже светилась
полоска света из под закрытой двери – мне было сложно уснуть.
Будучи студентом, я «придерживался» тех же привычек. Так что, легко представить себе, как я воспринимал ситуацию, когда
отдыхать приходилось за тонкой фанерной перегородкой, под трезвон телефонов и «тихие» приказы, передаваемые голосом командира
части или других офицеров. Думаю, ситуация ясная...
Пришлось учиться отдыхать в любых условиях. Благодаря столь «комфортным» условиям для отдыха, я научился отключаться от
всего и вся в практически любых условиях. Вне зависимости от звукового «сопровождения», внешнего освещения и положения моего
тела, я мог отключиться на необходимое мне время и, буквально за секунды, мог вернуться в активное состояние.
После длительных «тренировок» я мог выключиться сидя на стуле в дежурке и немедленно включиться при звуке открываемой двери
или другом звуке, который я считал стоящим внимания.
Дошло до того, что я не слышал трескотни телефонов и гул голосов, а просыпался от тихого звонка будильника. Так что, когда жизнь
заставит, можно привыкнуть практически ко всему.
В некоторой степени, я себя подготовил к подобному, ещё будучи студентом, когда, готовясь к экзаменам, через каждые пятьдесят
минут отключался на десять, реагируя только на звонок будильника. Это позволяло быстро усваивать огромные объёмы информации.
Подобные студенческие навыки пригодились и ещё больше развились в армии. И я считаю это весьма положительным приобретением...
Так что, служба протекала, хоть и несколько напряжённо, но и не была для меня чем-то отрицательным, во многом скорее наоборот.
Армия, которая, в принципе, должна была стать могилой моей научной карьеры, на самом деле, для меня сделала очень многое.
Я, конечно, не занимался теорией волновых процессов, как это принято в классической школе теоретической физики.
К моему огорчению, математические уравнения, с которыми «играются» физики-теоретики являются, в большей степени, игрой
ума, а не наукой в полном смысле этого слова.
Постулаты, вводимые в науке, так навечно и остаются белыми пятнами, на которые учёные не обращают внимание, забывая, что за
ними ничего не стоит.
Так что, попав в армию, «умерла» моя научная карьера именно такого плана, в которой я и не был, в принципе, заинтересован.
Зато, цепь случайных и не совсем событий произошла со мной только, благодаря тому, что я оказался в армии. И поэтому, я только
премного благодарен декану своего факультета за то, что кому-то из блатных нужно было моё место, и кто-то не хотел идти в армию и
только благодаря этому, я оказался в армии!..
|